К книге

Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце». Страница 2

Но эти люди хотя бы не путались под ногами у докторов и акушерки, которым, как ни странно, тоже нашлось место возле королевы. Принимать роды должен был плавный медик ее величества Бувар и акушерка мадам Перонн.

В книге «Король нищих» Жюльетта Бенцони, автор множества исторических романов, довольно подробно описывает роды королевы. Разумеется, к ее описаниям не следует относиться как к абсолютно достоверному источнику, по они вполне годятся для того, чтобы примерно представить себе, как все происходило.

«В ночь с 4 на 5 сентября начались схватки. Об этом сообщили королю, находившемуся в Старом замке, и разбудили всех людей, кому полагалось быть свидетелями при родах. Курьер выехал в Париж для того, чтобы известить брата короля.

Около полуночи начались роды, но через три часа атмосфера стала невыносимой в спальне, где корчилась от боли будущая мать, окруженная женщинами в парадных туалетах, которые, казалось, присутствовали здесь на спектакле, не проявляя особого волнения или сострадания. Боясь ночной прохлада, окна опять закрыли, и в спальне снова стало печем дышать. Схватки были мучительными, потому что плод в утробе матери находился в поперечном положении. Около шести утра доктор проговорил, что дела идут все хуже…

…И возобновилось бесконечное ожидание, изматывающее даже тех, кто отстраненно наблюдал за происходящим. Раздираемый между надеждой и ужасом, Гастон Орлеанский стоял с посеревшим лицом…

В половине двенадцатого следующего дня, когда приступы боли у королевы немного успокоились, Бувар посоветовал королю не откладывать обед. Король поспешно согласился, пригласив всех присутствующих в спальне присоединиться к нему, но успел лишь сесть за стол, как прибежал паж, объявивший, что королева разродилась.

— Кто же родился? — как можно спокойнее произнес король.

— Государь, меня послали к вам, как только вышла головка…

Отшвырнув салфетку, Людовик XIII бросился в комнату к жене. На пороге спальни его встретила глубоким поклоном госпожа де Сенесей, обратившись к нему со словами:

— Государь, королева произвела на свет его величество дофина…

Король подбежал к постели; акушерка госпожа Перонн держала на руках сверток из тонких льняных пеленок, в котором что-то шевелилось.

— Примите вашего сына, государь! — сказала она.

Людовик XIII упал на колени, вокруг громко зазвучали приветственные возгласы, а с дворцового двора донесся сигнал: во все стороны королевства помчались гонцы. Вознеся благодарственную молитву, король повелел распахнуть двери в парадную прихожую».

В воскресенье 5 сентября 1638 года, в двенадцатом часу утра, Анна Австрийская родила сына!

Главным образом, это известие следовало доставить в Париж. Мост через Сену был разрушен паводком, и уже несколько дней на разных берегах реки постоянно находились люди, готовые передать благую весть. Согласно уговору, со стороны замка Сен-Жермен глашатаи должны были радостно кричать и размахивать шляпами в случае, если у королевы родится мальчик, и понуро склонить головы, скрестив руки на груди, если родится девочка.

Можно себе представить, с каким восторгом размахивали шляпами вестники, передающие прекрасную новость, и как нещадно гнали коней в столицу те, кто эту новость принял.

Едва узнав о рождении дофина, Париж взорвался ликованием. Весь день без перерыва звонили церковные колокола, благодарственные молебны следовали один за другим, но улицам шествовали процессии со Святыми Дарами, горожане славили Господа, подарившего королю наследника.

Вечером начался праздник. Под грохот пушек и сверкание фейерверков люди танцевали на улицах. Городские власти приказали выкатить из погребов бочки, и вино лилось рекой.

«Все дворянские дома были иллюминованы большими из белого воска факелами, вставленными в большие медные канделябры. Кроме того, все окна были украшены разноцветными бумажными фонарями, дворяне вывесили на транспарантах свои гербы, а простые горожане нарисовали множество девизов, относившихся к причине праздника. Большой дворцовый колокол не умолкая звонил весь этот и последующий день; то же происходило и на Самаритянской колокольне. Колокола эти звонили в том случае, когда у французской королевы рождался сын, а также в день рождения королей и в час их кончины. В продолжение целого дня, равно как и на другой день, в Арсенале и Бастилии стреляли из всех орудий. Наконец, в тот же день вечером — так как фейерверк не мог быть приготовлен ранее следующих суток — на площади городской ратуши были разложены костры, и каждый приносил вязанку горючего материала, так что был разожжен такой сильный огонь, что на другом берегу Сены можно было читать самую мелкую печать.

По всем улицам были расставлены столы, за которые все садились выпить за здоровье короля, королевы и дофина. Пушечные выстрелы не умолкали и горели веселые огни, зажигаемые жителями в соревновании друг с другом»..

Александр Дюма «Жизнь Людовика XIV».

Празднование продолжалось три дня, — с понедельника по среду. И хотя к вечеру вторника вино иссякло, люди не уставали бурно радоваться. Пораженный всем этим невиданным размахом веселья шведский посланник Гуго Гроций писал: «Никогда ни один народ, ни при каком событии не выказал большего восторга».

Первый министр Франции кардинал Ришелье находился в то время в Сен-Кантене, где руководил военными действиями. К нему Людовик XIII приказал отправить нарочного в первую очередь. Он знал, с каким нетерпением ждет новостей его преосвященство, знал, как сильно его обрадует рождение дофина, — возможно, даже больше, чем самих венценосных супругов. Ришелье сильнее прочих переживал за будущность государства, процветанию которого отдал всю свою жизнь, теперь он мог быть спокоен. «Я верю, что Бог, давший вам сына, даровал его миру для великих дел», — написал он королю. Если только Бог не поступит коварно и не заберет к себе это славное дитя раньше срока…

А дитя действительно было чрезвычайно славным, хорошеньким пухлощеким ангелочком с золотистыми кудряшками. Дофин появился на свет с двумя зубками, что послужило причиной для разнообразных инсинуаций, восторженных или настороженных, в зависимости от того, кто их высказывал. Французы радовались: младенец здоров и кушает хорошо. А вот Гуго Гроций в шутку писал своему министру, что следовало бы «принять меры предосторожности при виде алчности в столь раннем возрасте». Что ж, впоследствии выяснится, что в этой шутке довольно много истины. Ну а пока тяжело приходилось лишь кормилицам, в течение нескольких месяцев девять раз сменившимся при монаршей особе.

Сразу после рождения дофина первый капеллан Франции кардинал Сегье совершил над ним обряд малого крещения, после чего кормилица унесла ребенка в его покой. А уже во вторник 6 сентября новорожденный Сын Франции приступил к исполнению своих обязанностей, давая аудиенции сановным господам. Посланники иностранных государств, представители «дворянства шпаги» и «дворянства мантии» являлись, чтобы преклонить колени перед своим будущим государем.

Генеральный прокурор Матье Моле так описал свою первую встречу с Людовиком XIV: «Он был под большим, в ширину комнаты, балдахином из белой ткани, вытканной цветами, с двух сторон были поставлены загородки от ветра: большая балюстрада спереди, так что младенца можно было видеть издалека за 12–15 футов… Мадам де Ласанк, его гувернантка, сидела в глубине на возвышении и держала спящего дофина, у которого лицо было открыто, голова лежала на подушечке с наволочкой из белого шелка с вытканным узором, и показывала его, говоря, что он откроет глаза, чтобы увидеть своих верных слуг».

Чрезвычайно важным считалось составить гороскоп наследника престола, в то время в астрологию, как в пауку, верили даже самые просвещенные люди — многие из них ею и увлекались, пытаясь расшифровать предзнаменования в расположении звезд и планет. И чрезвычайно набожная Анна Австрийская и кардинал Ришелье, не желая полагаться исключительно на милость Господню, пригласили своих астрологов, с нетерпением ожидая вердикта. Одним из самых выдающихся авторитетов в этой области был философ Томазо Кампанелла. Кардинал Ришелье настоятельно попросил его поведать о судьбе дофина все, без утайки. Кампанелла, будучи многим обязан его преосвященству, старался как мог.